Константин Бажков.
Зеркало Мирослава.
Фэнтези.
Фантастическая повесть.
Книга первая.
Пролог.
Накануне Нового Года, в конце декабря, когда дни месяца и старого года были, почти уже сочтены, в этот морозный поздний вечер, было очень холодно. Тихо падал снег, кружась, ровным слоем устилая все улицы и крыши старого города, плавно падая мягкими хлопьями. На окраине Москвы, в это время было безлюдно. Ветер сквозил в подворотнях и кривых улочках напропалую, распугав спешащих с покупками редких припозднившихся прохожих, загнав их в свои дома по квартирам.
Белый снег облепил лобовое стекло, а также крышу стоящей на обочине полицейской патрульной машины. Двое замерзших в такую непогодь стражей порядка их наряд явно не радовал. Получив ориентировку, они явились по адресу, но никакой пьяной драки на улице не обнаружили. Обычно, дерутся у забегалок, а здесь даже не оказалось ни одной кафешки поблизости. Всего-навсего только один захудалый киоск, да и тот который уже закрывался. Благо успели взять себе по стаканчику кофе, да по булке с маком. Видно дежурный что-то с адресами напутал, ирод окаянный. Воспользовавшись случаем, парни решили затаиться и отдохнуть. Полицейские просидели так с полчаса, ломая глаза, зорко вглядываясь в ночную темь. Чтобы не выдавать себя, они выключили габариты, а также заодно и печку. Вдоль по улице вихрями вилась, пританцовывая легкая поземка. Редкие фонари, своим светом выхватывая из темноты танцующие снежинки, дополняли сказочную картину, пробуждая забытое детское чувство радости предстоящего праздника.
Допив свое кофе и доев булки, парни уже решили сниматься с места, дабы не околеть совсем, опасаясь потом не завестись. Доложив по рации, что все в порядке, сержант Ивашов надел рукавицы, и, открыв дверцу машины, выбрался на морозный воздух поразмять затекшие члены. Лейтенант Окунев остался на месте, не рискуя отморозить нос. Сержант смахнул с лобового стекла комья снега, включил дворники и печку, пока совсем не остыла; постучал ногой по колесам, деловито прошелся вокруг автомобиля, машинально бросив взгляд в подворотню, возле которой они и встали с напарником. Посветив фонариком, он хмыкнул – луч света выхватил одинокую фигуру грязного бомжа, копошащегося в мусорных баках, стоящих посреди двора. Тот искал и вытаскивал, а затем складывал в пакет стеклянные бутылки, которые мелодично позвякивали. Луч света заставил человека замереть и прикрыться рукой. Бывший мент, а ныне полицейский Ивашов, убрал свой фонарик, после чего бродяга свободно вздохнул, а затем продолжил свою работу. Сержант пожалел беднягу, в такую погоду не смотря ни на что, добывающего себе на хлеб насущный. Бомж складывал, мял пластик и жестяные банки из под пива, дабы поутру сдать на точке приемки. Отвернувшись и сделав несколько шагов назад, по направлению к машине, Ивашов вдруг услышал сзади, за спиной, как раздался громкий вскрик, похожий на вопль. Почти одновременно с ним, послышался звон битого стекла рассыпанных бутылок. Сержант обернулся назад – только что стоящего бомжа и след простыл, как не бывало. Бродяга исчез, лишь на его месте валялся разорвавшийся пакет с битой стеклотарой. Постояв несколько секунд в размышлении, патрульный сделал знак напарнику, выглядывающему из окна патрульного ”Ланоса”, и бросился через подворотню во двор. Сначала Сергей хотел махнуть на это рукой, но подумал – бомжи тоже люди, а тут явно что-то не так. Дело явно не чисто. Мистика какая-то, надо бы проверить. Нападение на бомжа? Кому это нужно? Разве что пьяным подросткам, чтоб поиздеваться.
Выхватив фонарик, он осмотрел следы на снегу, которые пока еще не замело возле баков. Возле брошенного пакета лежала шапка-вязанка бомжа, рядом на снегу - несколько крупных капель крови, а также имелись следы явного волочения тела. Видимо, жертву ударили по голове, а затем оттащили за мусорные баки. Вытащив из кобуры пистолет, сержант аккуратно, выключив фонарик, подкрался к крайнему, покрытому снегом контейнеру с отходами. В душе надеясь внезапно выскочить и срубить себе подвигом галочку, отличившись задержкой грабителя. Так сказать, поймать на горячем. Но не тут-то было. Снег предательски скрипел на морозе под ногами полицейского, норовя его обнаружить и свести на нет его старания. Плюнув на это, сержант устремился вперед и замер как вкопанный. Он совсем не то ожидал увидеть. Вслушиваясь в давящую тишину, парень напряженно вглядывался. В темноте, там, за мусорным баком, сверкнули два желтых глаза. Глаза крупного хищника, зверя. Между ним и патрульным лежало явно уже не живое тело одинокого бомжа. Судя по всему, у него отсутствовала голова. Зверь зарычал и прыгнул на так и не успевшего применить с толком пистолет сержанта Ивашова. Падая, в последний момент он выстрелил в упор, в грудь подмявшего его под себя монстра, но пуля явно не нанесла твари никакого повреждения.
Лейтенант Окунев выбрался нехотя из насиженного места, и, двинувшись в направлении удалившегося напарника, поежился от попавшего за ворот снега. Забежав в подворотню и оказавшись во дворе, он очутился на месте преступления. Громадная тварь, похожая на волка, сидела на распластавшемся на снегу теле сержанта. Завидев Окунева, чудовище подняло окровавленную морду, с пасти которого капала слюна, и обратила свой безумный взор на лейтенанта, потерявшего дар речи. В руке тот сжимал бесполезную рацию, срывающимся от ужаса голосом, докладывая о происшедшем вызываемому подкреплению. Бестия зловеще оскалила клыки и угрожающе зарычала, готовясь к прыжку. Не помня себя от страха, Окунев бросился наутек, надеясь добежать и укрыться в полицейской машине. В считанные мгновения (и откуда, только силы взялись?), он преодолел расстояние, отделявшее его от автомобиля, когда волчара вдруг нагнал его в несколько прыжков. Распахнув дверцу, Окунев захлопнул ее перед самой носом чудовища. Тварь слету ударилась головой в бок машины с такой силой, как будто кто кувалдой приложился. Авто пошатнулось. Трясущимися руками лейтенант повернул торчащий ключ в замке зажигания, заводя движок. Волк взлетел на крышу, с остервенением скребя когтями. Ну и силища была в его мощных лохматых лапах! Двигатель, как назло, не хотел заводиться. Оставив исцарапанную, а местами вспоротую как консервным ножом крышу «Ланоса», бестия спрыгнула на снег, приблизив морду к окну дверцы. Налитые кровью глаза, казалось, гипнотизировали свою жертву, приводя в ступор, повергая в состояние шока. Застывший полицейский следил не отрываясь за действиями волка. Тот встал на задние лапы, и, размахнувшись, ударил передней в лобовое стекло. Раздался треск и звон. Стекло покрылось сетью трещин, разрастающихся прямо на глазах, после чего лопнуло, осыпав осколками Окунева. Просунув лапу, хищник схватил трясущегося парня и вытянул его, стащив по капоту. Приподняв высоко, он с размаху швырнул его на спину, держа за горло. Вырвав кусок мяса из шеи, волк приподнял окровавленную морду, задрал пасть к вышедшей из-за снежных туч полной луне, и издал жуткий, протяжный, торжествующий вой. Вой, отразившись от стен
близстоящих домов, прокатился по полуночному городу и, повиснув над крышами, растаял. Белый снег, тихо и плавно опускаясь на пролитую алую кровь, припорошил следы растворившегося в танце снежинок зверя и скрыл следы его кровавого пиршества.
Часть первая.
Странное наследство.
1.
Кирилл разбирал свертки с приглянувшимися редкими вещами на квартире у себя дома. Их было немного. Что можно взять со старухи, прожившей долгую жизнь, практически не выходящую из дому и на сто первом году почившую? Жил себе - не тужил, и вот на тебе! Вдруг получает извещение о какой-то умершей дальней родственнице по материнской линии. Да притом еще, о которой не слышал, никогда в глаза не видел, и даже не догадывался о ее существовании. Вот так сразу – нашел и потерял тут же, одновременно. Сказать по правде, заказное письмо, видимо шло очень долго. Судя по дате на печати, похороны уже состоялись неделю назад. Письмо завалялось в почтовом ящике. Лишь случайно взгляд Кирюхи заметил выбившийся белый уголок из щелки. Держать в руках настоящий конверт было не с руки. Кирилл привык иметь дело только с электронной почтой в нэте, да и ту, лишь изредка просматривал на ходу. Он бы никогда туда и не поехал, эту Тмутаракань, за тридевять земель, если не одно но. В конце письма была приписка, что, так как он является единственным родственником усопшей, (родители его погибли несколько лет назад в автокатастрофе), ему надлежит явиться, дабы ознакомиться с завещанием покойной бабушки, для вступления в права наследства. Короче, ему бабка завещала свой домишко, стоящий на отшибе деревни, в забытой богом дыре.
Приехав на место, он, встретившись с нотариусом, подписал необходимые документы, а затем тот вручил ему ключ от старого небольшого двухэтажного домика. Сославшись на дела, нотариус испарился, оставив нового владельца наедине с приобретенной недвижимостью. Дом, сказать по правде, находился в упадке, то есть в плачевном состоянии. Не годился для нормального житья. Как тут жила бабуся покойница сама - неизвестно. Кирилл обследовал все закоулки, попадая по углам в паутину. Ничего путного. Так, выбрал себе несколько тарелок, чашек, да пару шкатулок старинной работы. Драгоценных вещей не было. Бабуля видно, прожила в бедности до упора. На кухоньке он отметил, что старушка не держала серебряных приборов. А ведь в старых домах так было модно. Жаль. Можно было бы толкнуть на худой конец их на рынке перекупщикам. Хоть что-то выручить. Кирилл поднялся на второй этаж. Здесь уже было похоже на склад старых вещей, что с музея. Предметы старины глубокой, видимо переходящие по наследству аж с древней Руси. Прялка, на которой пряли полотна, ступка с пестом и прочая утварь – обиходы быта еще до Революции. Естественно, в домишке не было водопровода. Воду баба носила коромыслом до последнего из ветхого колодца во дворе. Спальня бабы Матрены тоже ничего не представляла. Не захотел он копаться в вещах покойницы. Не в его это было стиле. Кирилл поспешил покинуть поскорее комнатушку, устыдившись пришедшей вдруг мысли, что усопшая хозяйка наблюдает сейчас по ту сторону за своим приемником, и поежился. Ему стало не по себе. Закрыв дверь спальни, он поднялся по скрипучей лестнице на чердак, широкий люк коего был раскрыт. Возле лестницы стояла видавшие виды метла с длинным держаком. Оказавшись на чердаке, Кирилл осмотрелся. Он ожидал увидеть здесь еще один склад всякого хлама, но ошибся. Перед ним была уютная комнатка с резным из мореного дуба, покрытым лаком старинным комодом. Столик, стул и полочки с какими-то порошками в горшочках, банками – склянками. Задрав голову, Кирилл посмотрел и его передернуло. Под потолком на веревочках висели сушеные летучие мыши, птичьи головы, ящерицы и змеи. В крыше было большое окно, выходящее своим видом на стоящий неподалеку лес. Посреди комнатки проходила труба сложенной каменной печи. Видно было по обжитости, что хозяйка проводила время здесь чаще на чердаке, так как здесь было чисто прибрано, чем в остальном доме. Обойдя чердак, Кирилл вернулся к столику. Небольшой слой пыли покрывал его поверхность, как будто недавно здесь протирали. На столике стояло что-то, накрытое алой бархатной тряпицей. Сняв ее с прятавшегося за ней предмета, Кирилл увидел в красивой деревянной раме небольшое зеркало, размером с монитор ноутбука. Его резная причудливыми узорами потемневшая от времени рамка приглянулась Кириллу. Он сдул с поверхности зеркала пыль и глянул на свое отражение. Подмигнув глядящему двойнику из Зазеркалья, Кирилл решил забрать его с собой на квартиру. Стильно и готически смотрелось бы оно на стене. Больше, к сожалению, поживиться было нечем. Он обошел пару близ живущих соседей, дабы расспросить про свою родственницу, кто была и чем занималась при жизни. В одном доме хозяева вообще не захотели с ним разговаривать, а в другом – пожилой дед подмигнул ему и шепотом, пока жена его отвернулась, сказал, чтоб он убирался поскорее оттуда. Место то - нечисто, бабка при жизни, мол, была ведьмой. Летала на помеле по ночам на Лысую Гору, да зналась с Нечистой Силою. Кирилл подумал тогда еще, что у старика не все в порядке с головой, и быстро распрощался. Забрав свертки с собой, что пригодились бы, в том числе и зеркало, он спешно покинул деревню, сев на электричку.
2.
Приехав домой, в город, сейчас он распаковывал вещи, раскладывая их по полкам. Среди всего прочего приглянулся ему ручной работы пояс, четко связанный из шкурок и волос. Он примерил его, покрасовавшись, да так и оставил на себе. Дошла очередь и до старухиного зеркала. Кирилл намочил тряпку и как следует, протерев его и почистив от печной сажи, (видимо хозяйка замазала, хватаясь, всякий раз), повесил в коридоре на гвоздь. Проголодавшись, парень ушел на кухню, сварил себе пельменей, достав их из холодильника, и с аппетитом поужинал. Затем он сел за свой ноутбук и погрузился в интернет с головой, бродя по сайтам и просматривая почту. Кинув взгляд на часы, Кирилл обнаружил, что время пролетело быстро, и пора было уже отходить ко сну. Приближалась полночь.
Проходя по коридору и направляясь из ванны в комнату, он задержался возле висящего овального зеркала. Как будто что-то его остановило. Взор его словно магнитом притягивала зеркальная поверхность матового стекла. Посмотрев в него, он обнаружил черную точку, неизвестно как появившуюся на нем. Подышав на стекло и поскребя ее ногтем, Кирилл потер его рукавом куртки спортивного костюма, в котором он ходил по дому. Собираясь уже пройти мимо, он боковым зрением уловил какое-то движение. Зеркальная поверхность озарилась изнутри голубоватым свечением, его отражение ему подмигнуло, покрылось рябью, и от него пошли круги волнами. Как в водоеме от брошенного камня. Кирилл испугался. Он вспомнил легенды о Допельгангерах – двойниках, живущих по ту сторону зеркал, в Зазеркалье. Те выходили наружу и занимали место оригинала. Отличить их можно было, только при отсутствии у тех тени. Они ее не отбрасывали. Кирилл подождал еще немного и успокоился. Ничего подобного не произошло. Никто не вылез из рамы. Вместо этого, появилось другое изображение. Как в телевизоре.
Кирилл вдруг увидел сидящего на возвышении молодого мужчину, с курчавой русой бородой, голову которого венчал золотой обруч с тремя дубовыми коваными листьями посредине спереди. Сидел тот на высоком, старинном похожем на трон огромном стуле с высокими подлокотниками, и одет был в старинную одежду из атласного сукна. Сорочку сверху покрывало длиннополое платье с широкими рукавами, шитыми золотом. Подпоясан был мужик широким поясом, тоже вышитым золотыми нитями. Штаны его, были заправлены в сафьяновые, ручной работы сапоги. На груди, на золотой цепи висели украшения из драгоценных камней. Пальцы украшали перстни с алмазами и изумрудами. Мужчина сидел один в просторной комнате. Судя по заднему плану, стены помещения были сложены из тесаных бревен, расписанных золотистыми птицами и цветами с замысловатыми узорами. Такие же изображения были и на высоком потолке. Склонив голову на подпиравшую ее руку, он, казалось, дремал. Приглядевшись, Кирилл понял, что этот мужик, похожий на древнерусского царя, не спит. Глаза его были открыты и полны грусти.
- Во дела! - удивился Кирюха и метнулся на кухню, к холодильнику за пивом. - Вот это кино! Как в телеке, - подумал Кирилл. – Кому скажи, ведь не поверят. А может, мне все это чудится? Да нет. Все реально.
Кирилл сорвал со стены чудное зеркало, и плюхнулся на диван, открыв бутылку” Балтики”. Изображение, застыв на месте, возобновилось вновь. Стало ясно, что зрелище это предназначалось только для его глаз.
3.
Светлый князь Мирослав сидел в высоком тереме, в своей палате на троне княжеском. Погружен был он в думы зело невеселые. Подперев голову кулаком, он не замечал ничего вокруг. Просторный зал был пуст. Только что играл придворный скоморох на балалайке, дуде, да свирели. Не сумел развеселить пресветлого. Удален был по знаку княжьему. Рукой махнул тот на дверь, мол, не нужен боле. Спустя некоторое время, в дверь дубовую резную постучались. Не дождавшись ответа, воевода Ждан, вошел без приглашения. Как любимый слуга, и друг верный, он имел на то привилегию. Было зим ему, как и весен поровну – все тридцать. Но усердием своим заслужил он свой чин исполнением.
- Не гневись на меня, надежа князь, Мирослав Всеволодович! Уж позволь отвлечь тебя от дум горестных! Что, аки туча сидишь, грозовая? Что за хмарь омрачила чело твое? Я велю сейчас послать за гусляром Баяном Вещим, коли скоморох не взвеселил тебя, отец.
Услыхав знакомый голос, князь вернулся с небес на землю.
- А, это ты, Жданушка?! Нет, погодь, не надобно гусляра тревожить. Вели лучше лошадей снарядить, на охоту поедем. Грусть-тоску развеять надобно.
- И то дело, батюшка! – сказал на это Ждан.
- Да какой я тебе батюшка! – Засмеялся князь Мирослав. – Чай, поди, одногодки совсем. На три весны старей-то!
- Верно! И все же, так надо-ть, князюшка, - возразил верный воевода.
Бряцая саблей, он поклонился в пояс, до земли, и вышел отдать распоряжение.
Оседлав коней, взяв с собой лишь воеводу Ждана, во всем князя сопровождавшего, лесничего Лесьяра, да в охрану себе пару человек Малой Дружины, Мирослав Всеволодович поскакал охотиться в лес, к княжеству прилегающий.
Светлый князь, завидев зайца, погнал того по полю, что прилегало к лесу. Достав лук и наложив стрелу калену на тетиву, он пустил ее вослед косому. Меткий выстрел был отмечен улюлюканьем и гиканьем его сопровождавшей челяди. Воевода подскакал к трофею и, соскочив с коня вороного своего, поднял тушку косого, извлек стрелу разящую, да положил зайца в суму переметную, к седлу притороченную. Охотники подъехали к лесу, за которым кончалась граница княжеских земель. Сказать по чести-совести, владения кончались еще перед самим лесом черным, но кто откажется от землицы-то лишней? И лес – на дрова, терема, да избы для холопов. Все ж материал. Да и зверь лесной – шкуры на шубы, да мясо в котелки. Лес до конца никто еще не прошел, не исследовал. Далеко в него старались не заходить, люд честной побаивался. Проехав немного, князь за разговором со Жданом не заметили, что дружина-то Малая поотстала. Вдруг, Мирослав завидел косулю у ближайших зарослей. Оборвав речь свою веселую, выхватив лук со стрелою, пустил князь тогда коня своего горячего во весь опор. Почуяв беду неминучую, косуля всполошилась, грациозно и плавно поскакала глубоко в чащу, сквозь заросли колючего дикого шиповника. Мирослав рванул что есть духу, за ускользающей добычей, далеко в лес углубившись. Уже было нагнал ее, как вдруг, будто из-под земли выскочил большой черный волк с седой шерстью и загородил дорогу. Как бы защищая убегавшее беззащитное животное. Оторопел князь, а когда опомнился, хищник исчез. Время ушло. Косулю он упустил из виду, а сам заплутал. Спешившись, дал коню своему Белому роздыху вольного, стреножив его, а сам, привязав повод к ветке дуба могучего, пошел пешим за куст смородиновый, за которым предположительно скрылась добыча желаемая.
Не успел князь сажень пройти, как за поворотом налетел на девицу красную, в сарафане простом, материи грубой шитом. От красы такой онемел вдруг князь, и сражен был в самое сердце оною. Девушка скромной оказалась, и, увидев пред собою добра молодца, красотой ей не уступавшего, взяла его за руку и вывела из лесу обратной дорогою. Влюбились они в друг друга без памяти. Вывела его девица и пропала, как и не было, будто растворилась в лесу дремучем.
Князь глядит – а уже свита его дожидается, наготове лететь за подмогою, поиски сколачивать. Никому Мирослав про девушку в лесу не сказывал, даже Ждану своему верному. С той поры, вечерами, стал он часто сам ездить в лес, без сопровождения. Тайным ходом, ведущим из терема, покидал он палаты княжеские подземельной тропою, миновав дружину свою охранную, верную, в гриднице, хоромы стерегущие. Она ждала его каждый раз, встречаючи. По лесу вместе прогуливались. Зародилась и вспыхнула любовь меж ними великая, очень чуткая, очень пылкая.
Время шло, да летело времечко. Миновал уже год с той поры давно. Уж бояре совет собирали тут, да жениться настало пора князю-то, а он все не мычит – не телится. Главный боярин Ахмыл на совете поставил вопрос ребром. Пора род продолжать-де надо княжеский. Уж пора завести наследника. Сам Ахмыл мечтал выдать замуж дочь свою, посадить Драгомилу на престол подле князюшки. Мирослав был в кручине – пригорюнился. Все не мог забыть Милану свою, девицу из лесу. С предложением Ахмыла боярина не согласен был – да ничего не поделаешь. Драгомила была не люба сердцу его, а взять в жены Милану не мог без роду-племени. Порешили на том, на совете-то, оженить за княгиню его, Бажену тут. Та соседним правила княжеством, и стройна и красна была, но сурова вся. Позабыл князь совсем, в суете вокруг, свою любу в лесу, да желанную.
Отыграли свадьбу в скорости, люд простой загулял, всюду пир горой. Лились меды и квас, вина заморские, столы повсюду ломились от угощениев. Везде здравицы летели по городищу то. Вот пришла молодым спать пора, на покой. Поднялись в почивальню они, дружной парою. Князь забыл обо всем, и увлекся женой, лишь дружина пировала внизу, в большой гриднице. Мечи вострые и секиры все, отложила охрана да в стороны. Вышибались у бочек крышки тут, да вино по усам из ковшей лилось. Ровно в полночь фигура проникла в зал, взявши нож – кинжал остро отточеный. Драгомила, боярская дочь, вошла в почивальню, с намерением жестоко Бажену зарезати. Не успела она сделать двух шагов, и впотьмах занесла, было, руку уж, как неведомая сила сковала ее, и сморил, одолел, ее веки сон. Смежил веки, сознание выключив. Окаменела она, да так и застыла вся. Аки гора, на месте недвижимая. В почивальне у князя было темно, лишь лучина одна закоптилася. Вдруг о полночь, внезапно тут стало светло, дунул ветер и все озарилося.
Мирослав проснулся, и увидел подле себя суженую свою, мирно спящую, во всей красе. Рядом, посреди опочивальни, возникло яркое свечение. Пронесся ветер, и из ниоткуда появился старик с длинной белой бородой. В руках старец держал посох. Одет был старче в длинное рубище, грубой домотканой материи, да плащ подбоем черным, аки ночь на дворе, волчьей шкурою. Приблизив лицо свое к Мирославу, он представился Акамиром, отцом Миланы. Хотел, было, князь кликнуть дружину – витязей своих, но голос не повиновался ему, слова застыли в горле. Да и бесполезно то было. Вся охрана была скована могучим сном богатырским, не добудишься. - Чары колдовские! – Подумалось князю. Старик набросил на него свой плащ, и они исчезли вместе из покоев в один миг, очутившись в лесу. Старик провел своего гостя в избу, что стояла посреди леса, и усадил за стол. Из угла темного выступила вперед Милана с младенцем на руках. Князь, увидев свою девушку, устыдился и повесил тут, буйну голову. Акамир предложил ему взять в жены дочь свою, да с младенцем княжеским по-доброму. Отказался тут князь. Не законно сие. Двоеженство ему было тягостно. Осерчал тут старик и увел князя в лес. Начал гром он метать, швырять молнии. Буря небо покрыла, стал лес шуметь. Кроны гнулись у сосен с дубами тут, да березки к землице гнулися. На поляне большой оказались они. Пень торчал посреди одинешенек. В руке деда седого нож сам возник, и метнул его тот в середину пня. Подошел затем белун к Мирославу здесь, и накинул на него пояс, из волчьего волоса. Сам дед кувыркнулся через пенек с торчащим жалом булатным, ударился оземь и превратился в большого черного волка.
- Вот тебе мое наказание отцовское! – Проскрипел зверь голосом старика.
– Быть тебе волком по ночам три лета, пока не одумаешься. А коль кровушку опробуешь человечию – навека в шкуре зверя останешься!
С этими словами, он исчез. Князь моргнул, а когда открыл глаза - очутился в своем высоком тереме, на ложе с молодицею женою.
- И привидится ж такое! - Вымолвил он. Поднял глаза, и увидел тут фигуру, с занесенным над Боженой кинжалом. В ту же секунду, и Драгомила пришла в себя. Прыгнула к супружескому ложу вне себя от ревности. Она давно мечтала о князе и его ласковому обхождению. Не успел Мирослав отвесть руку убийцы, как острое лезвие глубоко вошло в грудь, прямо в сердце супруги младой. Божена захрипела во сне и дернулась. Обнаженные груди ее, последний раз всколыхнулись, и из раны пошла кровушка алая, постепенно заливая еще ложе теплое. В голове у Мирослава прозвучал голос лесного колдуна: - Теперь ты свободен от уз своих! Возвращайся домой.
- Нет! – Вскричал князь Мирослав, обхватив голову руками. Он обнял обмякшее тело княгини, и испачкал руки свои. Поднеся их к лицу, понюхал, и бесконтрольно лизнул что-то липкое, тут же потеряв разум. Обезумев от вида крови, князь вскочил, разорвал ночную сорочку до волосяного плетеного пояса, не понятно, как на нем оказавшемся. Только он до него дотронулся, как перекинулся в свирепого волка. Волк прыгнул на убийцу Божены, лишь сейчас сообразившую, что она натворила. Ночью какая-то сила заставила ее с кинжалом проникнуть в княжеские покои помимо ее разума. Лютый зверь разорвал ее на части, учинив погром в спальне молодых. После, волк метнулся вниз, по деревянным ступеням в гридницу, где спали пьяным мертвецким сном ратники пир окончившие. Учинив кровавую бойню, волк загрыз пятерых и умчался в лес. Вскоре из лесу раздался жуткий вой на повисшую в небе полную луну.
Воротившись утром в свои хоромы, князь, открывшись, все поведал Ждану: о девушке, о видении своем, что произошло, и как после проснулся в лесу. Сам не ведая как, очутившись там. Воевода ему - про трагедию, что забредший зверь натворил кругом. Как не брали его топоры боевые – секиры грозные, да мечи богатырские булатныя. Всюду встретил князь воротясь, скорбь великую, да печаль горькую, в хоромах своих. Догадался он – что не сон то был, а явь полная. Навь в реальности. Огорчился зело, да и поведал все, в аккурат на плече воеводы он. Что проклятье ворожея Черного? Как избавиться ему, а как снова ночь? Надоть в погребе держать в полнолуние.
Год еще один так пролетел. По ночам запирал Ждан князя в погребе. Дверь дубовая, листом-железом обитая, ограждала путь в мир чудовищу лютому. Боярин главный, Ахмыл, затаил злобу к князю великую. Уж простить он не мог смерти дочери. Отомстить, отплатить, Мирославу он, желал страшною карою. Стал подслушивать Ахмыл, да подглядывать. И узнал, что в подвале – там зверь сидит. А что сам - то князь – не скумекал он. Вот однажды, боярин, всю стражу споил, во главе да с самим воеводою. В вина – мед подмешал зелье сонное, и попадали стражники замертво. Тут с ухмылкой кривой вошел в погреб Ахмыл, отворил на двери все засовы. Хотел зверя того в терем княжий впустить – чтоб загрыз самого Мирослава тот. Распахнулась с удара дверь о стену и, русый волк прыгнул сам, аки бестия. Разорвал он в клочки вмиг Ахмыла тут – на пути оказался, не спрятавшись. Изо всех сил рванул волк прямехонько, да на волю, и – к лесу заветному. Там всю ночь прометался он в поисках, не нашел он избушки с девицею. Хотел миром просить, ворожея он, да чтоб снял тот с него все заклятие.
Чтоб не мог больше зверь в нем выбраться, причинить людям горя, кручинности.