Читателю предлагается уникальное историческое психо-графологическое исследование характеров и психологии так называемых «псевдо-людей», то есть людей, выдающих себя за тех, кем они на самом деле не являются — самозванцев, авантюристов, лжепророков, аферистов, финансовых гениев и прочих «калифов-на-час», которых природа щедро выбрасывает на поверхность обывательской пены в преддверии значительных потрясений и даже позволяет временно хлебнуть успеха перед тем как окончательно пасть на дно. В наши дни любой может вспомнить с десяток аналогичных деятелей, иные из которых уже отлетали, осидели своё или только готовятся к отсидке. Увы, в наши дни полезнейшая из оккультных наук, графология, которая могла бы с легкостью изобличить этих псевдо-личностей, оказалась в основательном забвении, и потому пришла пора вспомнить и основы самой этой науки, и её основные постулаты.

Читателю предлагается уникальное историческое психо-графологическое исследование характеров и психологии так называемых «псевдо-людей», то есть людей, выдающих себя за тех, кем они на самом деле не являются — самозванцев, авантюристов, лжепророков, аферистов, финансовых гениев и прочих «калифов-на-час», которых природа щедро выбрасывает на поверхность обывательской пены в преддверии значительных потрясений и даже позволяет временно хлебнуть успеха перед тем как окончательно пасть на дно. В наши дни любой может вспомнить с десяток аналогичных деятелей, иные из которых уже отлетали, осидели своё или только готовятся к отсидке. Увы, в наши дни полезнейшая из оккультных наук, графология, которая могла бы с легкостью изобличить этих псевдо-личностей, оказалась в основательном забвении, и потому пришла пора вспомнить и основы самой этой науки, и её основные постулаты.

Илья Моргенштерн.

Внутренний мир в почерке у псевдолюдей

Автографы, подписи, портреты и рисунки составляют собственность автора И. Ф. Моргенштерна.

Копирование, переиздание или перевод этого сочинения могут быть сделаны исключительно с разрешения Правообладателя.

Типография „Рассвет“ Спб. 1908, Гороховая, 17.

«Хочешь ли идти вместе? или впереди? или один? Необходимо знать чего хочешь, и быть уверенным в том, что действительно хочешь.»Ницше.

Предисловие.

Тэйлор доказал, что вся жизнь современного человека, начиная с его детских игр, переполнена такими приемами, обычаями, приметами, даже украшениями, которые давно уже пережили себя. Это вполне понятно, ибо все, что заносится на живые скрижали нашей нервной системы, тем самым получает жизнь, вечно повторяясь из поколения в поколение в течении томительного ряда веков, Присущая человеку способность запечатлеть на бумаге еще более увеличивает распространение каждой мысли, каждого заключение, так как описание дает каждому человеку возможность сделать без«численное количество снимков из того, что было им пережито, передумано, перечувствовано и следовательно выстрадано. Известно, что в психике человека ничто не проходит бесследно; всякое чувство, всякая даже мимолетная мысль оставляет неизгладимый след в элементах нашей нервной системы. Благодаря же психо-графологическим законам почерк отражает всю эту сумму человеческой психики, все неистощимое хранилище его нервной системы. Графология — наука о характере, указывающая пределы исследовании той части почерковедения, которая ищет законы от суммы отдельных черт характера пишущего, зародилась в 1622-м году. Еще Лейбниц в своих письмах высказал убеждение, что почерк так, или иначе выражает характер писавшего; еще более поразительно то, что и в 1609-м году Франсуа Демейлем была высказана мысль, что письмо сохраняет особенности присущие только пишущему, его натуре физической и духовной. В конце ХѴII-го столетия интерес к изысканию связи между почерком и душевными качествами возрос благодаря Лафатеру. В рядах адептов графологии насчитывают многих известных ученых, таких  как: Ч. Дарвина, И. Гумбольта, Белля, Гете и др. Профессор Парижского университета медицинского факультета дал графологии научное основание; он произвел подробный анализ почерка кардинала Жиль де Реца, известного под названием „Синяя борода", и положил основание таким образом патологии почерка. Для нас также интересно отметить, что профессор Лоро де ла Вархе, невропатолог по специальности, указывал уже на полное изменение почерка под влиянием прогрессирующего душевного недуга. Предшественник его в лице Громана тогда утверждал, что по почерку можно определить рост, голос, цвет глаз, даже волос писавшего, и наконец Аббат Мишон уже в 1806-м году организовал графологическое общество, издал журнал, книги, брошюры, создал школу и имеет многих последователей. Из всего изложенного видно, что графология уже давно пробила себе дорогу в лице многих людей науки и потеряла ту, ни на чем не основанную, оболочку предубеждение, которой многие ее награждали.

Я также считаю для себя за счастье, что в течение 15-ти лет мне удалось постепенно пробивать дорогу для графологии у нас в России и пересоздать «графологию» —науку о характере в «психографологию» — науку о духе и характере. Я неоднократно указывал в своей книге «Психографология», а также в журнале и лекции, прочитанной мною на открытии психо-графологического общества, то важное значение, ту громадную роль, которую психо-графология может исполнять в области судебной медицины, а главным образом в классификации и анализе характера человека, его темперамента и внутреннего мира. Особенно интересна и ценна та группа характерных черт, которая является доминирующей в большинстве современных людей: это так неимоверно распространенная теперь подражательность, поддельность, искусственность. Наблюдая современное общество, наблюдая его верхи, нас поражает обилие имитаторов: имитация в искусстве, имитация в науках, имитация в политике, имитация в интимной жизни, имитации везде и всюду, люди все больше делаются «псевдо-людьми». В этой книжке и будет рассмотрен и разобран тип «псевдо-людей» в двух самых характерных его группах —«псевдо-героев» и «псевдо-гениев»; отдельные представители этих групп и послужат лучшими образцами всей суммы типичных психических черт и отдельных вариаций, свойственных «псевдо-людям[1]».

Илья Моргенштерн, Санкт-Петербург, 1908

Вступление

Движения нашей души, говорят некоторые психологи, известны лишь нам самим, а потому познавать и описывать их могут только те, которые переживают эти движения. Отсюда самонаблюдение, как основа изучение психологии. Но наблюдать себя и к тому же записывать свои наблюдения могут только исключительный натуры, при том умеющие излагать письменно свои мысли и посвятившие себя этой специальности. Все же остальные люди, не обладающие этими качествами, остаются следовательно неизученными, между тем их большинство. Правда многие переживания должны быть общи для всех натур. Но и этот вывод чисто умозрительный так же не может быть подтвержден самонаблюдением. Может ли всесторонне образованный ученый-психолог путем самонаблюдения познать то, что переживает темный неграмотный человек: «в ожидании кометы», «идя в бой под неприятельским огнем», «учиняя погромы» и т. д.

Все это -- явления, которые не поддаются учету самонаблюдения. Все эти явления — массовые.

Как образчик заблуждения психологии, основанной на этом методе самонаблюдения, приведу известный из газет случай.

18-летний парень, совершив убийство, зашел в чайную и начал смывать кровь со своих рук. На вопрос откуда у него кровь, он спокойно ответил, что только что резал гусей. Спустя час он был арестован.

Психолог, познающий душу путем самонаблюдением, был поражен хладнокровием, уменьем владеть собой, находчивостью и даже неустрашимостью. молодого преступника.

Все эти качества, думает он, могли бы пригодиться для лучших дел. Теперь станьте сами на точку объективного наблюдателя и представьте себе ученого психолога, выросшего в условиях высшей культуры, представьте себе его одетым в обноски хулигана, мечтающим разжиться полтинником и для того с ножом в руках подкарауливающего молодую девушку, которая, как он знает, должна в этот день получить свой заработок. Уже это представить себе трудно, но дальше: вот он, мечтая о полтиннике, видит идущую девушку, подходит  к ней, спокойно заговаривает и вдруг улучив момент, когда никого нет кругом, вонзает ей в спину нож; быстро шарит в карманах, находит кошелек и вполне довольный удачей бодро и спокойно, как следует удачнику, идет в первую чайную моет руки и отвечает первой попавшейся фразой... Да ведь с самого начала вся эта процедура немыслима для нормального интеллигентного человека. Переживания его будут ужасны, непосильны ему. Чтобы заставить Раскольникова совершить предумышленное убийство, объективный наблюдатель — Достоевский заставил его голодать и бедствовать в одиночестве достаточное время для того, чтобы у интеллигентного юноши развилась самая тяжелая форма неврастении (вернее психостении) с гнетущими навязчивыми идеями, полным расстройством душевного равновесия, близким к душевному заболеванию. Настолько тяжелому заболеванию, что только через несколько лет изолированной жизни в тюрьме, среди физического труда наступило выздоровление, а вместе с ним и отрезвление.

Пережить на самом деле акт предумышленного убийства здоровый образованный человек не может, а следовательно познавать психологию убийцы или грабителя путем самонаблюдения для него немыслимо.

Но конечно не в одних только столь резких случаях метод самонаблюдения не может считаться пригодным. Он непригоден всюду, где дело идет о людях находящихся в иных условиях нежели самонаблюдатель.

Психология школьника, солдата, крестьянина, торговца, преступника, моряка, ребенка и проч. и проч. все это не может изучаться путем самонаблюдения ни одним психологом в мире.

Это положение вещей сознается теперь достаточно.

Врачи давно заменили метод самонаблюдения объективным наблюдением над своими пациентами.

Такие писатели, как Толстой, Тургенев, Чехов, Некрасов и проч. всегда рисовали с натуры т. е. пользовались объективным наблюдением и оттого их характеры и типы, как истина, останутся достоянием для людей всех возрастов на вечные времена. Тогда как лирические произведения, где описывается самонастроение автора, интересуют только тех, кто имеет одинаковые переживание и лишь в том возрасте, которому эти настроения соответствуют.

Экспериментальная психология вследствие искусственности условий опыта никогда не даст возможности изучения человека. как нельзя изучать дикое животное в условиях зоологического сада.

Однако есть одно искусство, которое с давних пор, -стремясь стать на научную почву техники ввело в свои рамки изучение человека путем наблюдение. Это военное искусство. Необходимость управлять массами и заставлять как эту массу, так и отдельные единицы её идти иногда на верную смерть, заставило изучать эту массу не путем гадательных предположений, неприменимых в таких важных и серьезных моментах, но путем объективного наблюдения, как над самой массой, так и над отдельными индивидуумами.

Таким образом, из отраслей, занимающихся наблюдательной психологией, можно указать на наблюдения врачей, объективных художников и наблюдения, собранные военными историками. Сюда еще можно присоединить этнографов и социологов, которые собирали наблюдения над разными народностями, как современными, так и историческими. (Наиболее серьезными из них являются Карлейль, Бокль, Спенсер, Дреннер, Макиавелли).

Изучая весь этот материал, можно создать зачатки действительной психологии, надеясь, что дальнейшие исследователи, идя тем же путем и добавляя сделанные наблюдения своими собственными, окончат когда-либо начатый труд. Борьба за существование путем полового и естественного подбора совершенствует виды растительного и животного мира, уничтожая те индивиды, которые имели у себя неблагоприятные для этой борьбы качества. Спрашивается, почему же в человечестве сохранились, несмотря на тот же подбор, такие качества как: безволие, бесхарактерность, нерешительность, трусость на ряду с беззаветной храбростью, ложь на ряду с искренностью и правдивостью и т. д. Казалось бы такое качество, как безволие, безусловно вредное, должно было бы атрофироваться за те тысячелетия, в течение которых. существует человечество.

В данном очерке не предполагается входить в подробное рассмотрение тех особенностей, которые меняют условие борьбы за существование человеческой расы. И мы ограничимся лишь рассмотрением того своеобразного явление, которое наблюдается в животном мире и, занимая важное место в естественном и половом подборе, перешло в несколько измененном виде в жизнь человечества, где играет ту же важную роль.

Это явление называется: подражательностью, мимикрией, копированием, и заключается в том, что более слабое и беззащитное животное копирует внешние признаки более сильного, хорошо вооруженного, как в своей окраске или оперении, так и внешним поведением, чем вводит в заблуждение своих врагов.

Среди отдельных особей человека наблюдаются конечно натуры более сильные и более слабые. Натуры приспособленные к борьбе и труду и натуры не приспособленные ни к тому ни к другому. Беззащитные, неспособные к самостоятельной жизни, они погибают массами. Однако между ними попадаются индивиды, которые внешним образом копируют своих сильных сородичей и тем, вводя в заблуждение окружающих, получают на свою долю „крохи (иногда немалые) со стола сильных", пока вносимое внешностью заблуждение не рассеется. К числу таких лиц относятся также и деятели уголовной хроники, как: Панченко, Де-Ласси, Гилевич, Тарновская, Прилуков, Наумов. и проч.[2]

Псевдогерои

1-я группа.

Основной чертой этого характера является желание производить впечатление на окружающих, вызывать у них чувство восторга или удивление и самому жить за счет производимого ими на других впечатления.

Главным материалом для этого служит  собственная их личность, которую они выставляют в самом выгодном по их мнению свете и для того занимают красивые позы, или положение, где они сами могут фигурировать в выгодной для них обстановке.

В зависимости от вкуса, ума и врожденных дарований, им это удается в той, или иной степени.

Признаком распознавания их может служить то, что они в одиночестве скучают и не знают, что делать с своей собственной персоной, не знают за что взяться, когда никто на них не любуется и не перед кем рисоваться.

Зато в обществе они употребляют все усилия, чтобы быть на виду, вызывая к себе всеобщее удивление и когда им это удается, они счастливы и удовлетворены вполне и собой, и людьми, и жизнью[3].

Оставаясь в обществе с людьми, перед которыми по их мнению не стоит рисоваться, они угнетены и бездеятельны. С людьми, которые относятся к ним критически, они чувствуют себя плохо и избегают такого общества, часто меняя знакомых.

Наиболее талантливые и настойчивые представители этой группы в умении импонировать достигают иногда виртуозности. Попав в новую обстановку, они прежде всего осторожно и внимательно ориентируются и тогда, заметив те свойства, которые наиболее ценятся этой новой для них средой, они тотчас принимаются за то дело, которое могло бы выставить их именно с денной для данной местности точки зрение.

Заметив, что взятое на себя положение перестало быть модным, или, почему либо, ценным, они осторожно меняют его на то, которое соответствует новому настроению.

Они не могут оставаться в тени и должны постоянно быть на виду. Это делается у одних вполне бескорыстно, иногда даже бессознательно, у других же связано с целями материальными, и происходит уже сознательно.

Протекционная система, где работники подбираются не на основании их работ, а на основании производимого ими впечатления, особенно покровительствует этому типу, все силы и энергия которого направлены не на производительность взятого на себя дела, а на то, что бы это дело выставило их личность на первый красивый план.

Так как мода постоянно меняется, интересы, доминирующие в данный момент, сменяются новыми, то и этот тип, вечно следующий моде и общему настроению, вечно меняет свою деятельность, окраску и направление своих мыслей. Поэтому он не может окончить ни одного продолжительного дела и часто начинает новую работу в противоположном иногда даже направлении.

Но и в этих противоречиях он остается верен себе и может служить барометром оценки окружающей его среды и настроения в данное время.

В тех случаях, когда псевдо-герой занимает видный пост и красивую позу, он может быть даже полезен, если с этим постом связана какая-либо работа; так как ради рисовки он будет работать до изнеможение.

Однако, если работа содержит в себе необходимость труда незаметного с внешней стороны, то она никогда не будет совершена.

Вследствие этого их деятельность ограничивается теми поприщами, где возможно красивое выступление и где труд постоянно происходит на глазах.

Эта черта, доминирующая над всеми остальными, наблюдается уже с малых лет, особенно резко выступает в школьные годы, где является благоприятная среда товарищей и наивно доверчивых учителей и воспитателей.

Уже в детском возрасте эти натуры стремятся обратить на себя внимание и вызывать восхищение как собой, так и своим платьем или игрушками.

Все вещи, которые им дарят родители, ценятся ими лишь поскольку могут удивить товарищей и приятелей. И получив такую вещь, они тотчас бегут ее показывать. Пока она вызывает у всех удивление и восторг, они берегут ее, когда же все ознакомятся с нею, она перестает занимать их самих и они бросают игрушку, как вещь совершенно не нужную.

Эти дети томятся одиночеством, не знают во что играть, когда не перед кем рисоваться.

Ради рисовки они очень покладисты с маленькими приятелями и приводят в восторг чужих маменек своим изысканно предупредительным поведением.

Вследствие того, что каждое знание, могущее поразить внимание и впечатление неспециалиста, заключает в себе целый ряд мелочей, деталей очень важных самих по себе, но не имеющих внешнего декорума, то осведомленность как в науке. так и в  житейских вещах у этих людей оказывается очень неполной. Они знают только верхи и выводы, могут трактовать обо всем в красивых выражениях и поражать наивных людей или неспециалистов своим всесторонним образованием[4]. Наделе же оказывается их полная неосведомленность в самых простых вещах. Для этого достаточно бывает начать подробный вопрос деталей и тотчас сказывается полная неосведомленность в трактуемом предмете. Однако даже специалист может быть ими посрамлен, если не догадается в разговоре или в споре с общих мест перейти на основные детали.

В школе, где учитель при 40 учениках в классе принужден ограничиваться опросом лишь поверхностным для определение знаний, они в зависимости от настойчивости учителя умеют скрывать свои незнание и оттого по разным предметам имеют различные отметки. Там, где сдавая урок, не надо знать предыдущего, а можно, предвидя спрос, подготовиться на время, они имеют отметки весьма хорошие, там же, где нужна постоянная работа и где новое знание основывается на всем прежде пройденном, там они имеют плохие отметки. Впоследствии оставшиеся пробелы в знаниях пополняются так же поверхностно, на сколько это важно для того, чтобы вызвать восхищение у большой публики.

В семейной жизни они делают несчастными как жену, так и детей. Горе девушке, когда она прельстится красивой позой, которую стараются они занять в её глазах.

Первое время брачной жизни они продолжают еще свою артистическую игру, стараясь в молодой подруге своей поддерживать прежний восторг и восхищение их особой. Это доставляет им самим бесконечное удовольствие и наслаждение.

Однако в конце концов запас их исчерпывается, они начинают повторяться и сама жена наконец требует от них не одной красивой позы, но работы и действительного труда. Удовлетворить этому они уже не в состоянии и, видя бесполезность дальнейшей рисовки, сразу опускаются, падают духом, начинают скучать в обществе жены, которая больше не занимает их, так как не восхищается ими; начинают тяготиться семейной обстановкой и искать себе поклонников или поклонниц на стороне до тех пор,. пока новая поклонница не успеет разочароваться в своем игрушечном герое.

В эпохи, когда настроение нации или части её повышается и создается сильный подъем, эти лица могут под влиянием массового настроение совершать геройские подвиги и поражать тех, которые знали их хорошо и считали неспособными ни на что серьезное.

Во время войн эти лица там, где все происходить на виду и где не требуется продолжительное напряжение, проявляют чудеса героизма, близкого по внешности к действительному.

В обыденное же время, когда идет скромная работа нации, когда каждый работает как муравей и остается незамеченным, эти люди слоняются, тоскующие и бесполезные, ища атмосферу где могли бы произвести впечатление.

Так как описываемые свойства наблюдаются уже в годы первого детства, то есть возможность во время принять меры, которые должны заключаться в том, чтобы ребенку не давать возможность рисоваться дешевыми эффектами, а ставить его в условия, где от него требовалась бы действительная по силам напряженная работа. В школе следует очень осторожно относиться к их познаниям, требуя действительной работы, а не поверхностной. Надо требовать, чтобы ученик не отделывался общими местами, а сдавал все требуемые курсом подробности. Необходимо давать ему общество лиц и товарищей серьезных, вдумчивых и не допускать его в атмосферу, где он может отделываться дешевыми эффектами[5].

Конечно этим путем мы не в состоянии будем уничтожить у него врожденную наклонность рисоваться. Да этого нам и не надо. Рисовка, жизнь чужими впечатлениями — врожденное качество и двигает его вперед.

Пускай он рисуется и стремится производить впечатление. Но дадим ему для этого в руки действительное надежное оружие, а не игрушки. Дадим действительное знание, заставим действительно поработать над самим собой, и тогда пускай он щеголяет действительным знанием, действительной работой и серьезным трудом, а не верхами и бутафорией.

Среди писателей, артистов, художников и музыкантов, даже ученых, много лиц одержимых этим пороком. Талантливые и способные натуры, с полуслова понимающие то, что от них требуется, они тем не менее неспособны ни на что крупное и серьезное, т. к., стремясь лишь производить впечатление, они лишь в этом направлении развивали себя и упражняли свои способности, и врожденные дары погибают, размениваясь по мелочам.

Это безвредные и бесполезные люди, а между тем при иной школе они могли бы быть и полезными и деятельными сынами своей родины, хорошими отцами для своих детей и верными и преданными мужьями хороших жен. Теперь, когда общественная деятельность в России очень подавлена и очень важна выработка достойных общественных деятелей, вполне своевременно подумать, чтоб они не комплектовались из среды „псевдо-героев".

Этот тип „псевдо-героя" распространен, часто бывает очень вреден и не бесполезно будет проанализировать почерки некоторых представителей его, ища подтверждение их отличительным чертам, их характерным оттенкам в соответственных законах графизма. У всех представителей этого типа заметно одинаковое, присущее всем, явление в почерке, которое особенно ярко бросается в глаза: почерки таких людей поражают своей одинаковой архитектурой букв; все буквы поставлены выпукло, приподнято, остроконечно, штыкообразно; везде нас поражает объемистость, нажимы, общий угрожающий вид почерка, причем буквы замыкаются;— они всюду свидетельствуют об искусственности, рисовке их автора, о постоянном его стремлении скрыть, спрятать свою настоящую психическую физиономию. Вот почерк яркого представителя, этого типа, исторического лица — Лжедимитрия I-го: перекрещивающиеся с твердыми нажимами буквы указывают на подозрительность, эгоизм, лживость; ровные, твердо поставленные буквы обнаруживают свойственный этому типу самообман, самовнушение. Автор этого почерка сам почти убежден, что он не Лжедимитрий, а настоящий Царевич Дмитрий. Общая извилистость и запутанность букв указывает на самохвальство, самомнение, нахальство.

Или вот пред нами другой типичный почерк — Марины Мнишек: чопорно поставленные буквы указывают на отсутствие способности смущаться; поднимающиеся с своеобразными взмахами буквы обнаруживают необыкновенное стремление к показной славе, доходящее до фанатизма; общий вид почерка свидетельствует о готовности всем пожертвовать для достижение своих алчных целей. Достаточно посмотреть на ее запутанный, беспорядочный росчерк, чтоб констатировать её постоянное стремление всех надувать и обманывать для достижения своего превосходства над окружающими.

Очень характерная в почерке у её отца Юрия Мнишек общая запутанность букв, встречающаяся также и у дочери, лишний раз подтверждает соответствие графических особенностей атавистическим психическим чертам писавших. Здесь передана по наследству от отца к дочери черта плутоватости; в разговоре подкупающая мягкость, а на деле хитрость, беспощадность и способность идти на всякое преступление для своего, хотя бы мнимого восторжествования. Густо поставленные напыщенные буквы указывают на тщеславие, высокомерие и типичную для «псевдо-героя» кипучую деятельность на глазах у окружающих, чему в действительности соответствует праздность, бездеятельность, проявляющаяся только тогда, когда никто не присутствует. Когда он с собой, — он обыкновенный, трусливый, жалкий человек.

Характерным почерком этого типа может послужить также почерк Лжепатриарха Игнатия[6]: разрисованные, неуклюжие, искусственно-штыкообразныя буквы указывают на отличительную, присущую этому типу черту—преувеличенное мнение о себе и о своих достоинствах, подражательность и противоречивость самому себе; выскакивающие часто по середине строки буквы свидетельствуют о склонности их автора бунтовать исключительно для достижение своей славы, чему между прочим соответствует внутренняя трусость.[7])

В почерке Бирона характерна его вытянутость букв, они у него ровно поставлены, гармонично связаны, что указывает на умение подделываться под тон и угождать для достижение своих целей. Хитрый, лукавый, жестокий, он в разговоре производит выгодное для него хорошее впечатление; в общем характере письма видно умение завернуться наглухо в свой плащ, когда это представляется необходимым.